Українською мовою читайте згодом.

Одна из ключевых компетенций, которая мне позволяла двигаться вперед, – это умение построения коммуникации. У меня с этим было все в порядке. И, наверное, в этом сыграло немаловажную роль то, что я очень много читал

– Владимир, добрый день.

– Добрый день.

– Я давно хотел сделать с вами интервью, потому что огромному количеству наших зрителей вы очень интересны.

– Серьезно?

– Серьезно. Приятно сидеть напротив живого миллиардера. Не просто миллиардера, а человека, который не украл эти миллиарды, а заработал своей головой.

– Когда я родился, уже нечего было красть.

– Все украли до нас?

– Все украли до нас, поэтому пришлось работать.

– Вам 35 лет?

– Да.

– Вы родились в Харькове?

– Да.

– Каким было ваше харьковское детство?

– Детство было достаточно… Мне в детстве казалось, что у меня сложное детство. А сейчас я оборачиваюсь назад и понимаю, что это было не сложное детство, а полезное. Я, слава Богу, вырос без планшетов, интернетов и компьютеров. Мы играли в “казаков-разбойников”, в футбол. Школа, драки. Я был активным мальчиком. Я мог подбить весь класс прогулять урок, придумывал интересные развлечения во дворе. По деревьям лазили, падали. Я, слава Богу, ничего не ломал, на удивление, сколько бы ни падал. Жил с бабушкой и с мамой. Занимался спортом периодически. Потому что не всегда были деньги, чтобы оплачивать занятия.

– Чем вы занимались?

– Какое-то время занимался вольной борьбой, потому что у меня родственник – вольный борец.

– Потом не вольной.

– Потом не вольной, да. Занимался боксом немного. Еще мне очень нравился бег. Я в школе постоянно бегал разные дистанции. Меня отправляли за несколько классов бегать на нескольких дистанциях. Как палочка-выручалочка был. Вылавливали мелочь из фонтанов, собирали бутылки.

– Хорошо, не из карманов.

– Ну да. Я постоянно умудрялся где-то разбить голову.

– Поэтому она такая умная?

– Это, наверное, ответ на вопрос, почему в нее пришла мысль открыть биржу.

– Мелочь из фонтанов? Я понимаю теперь, каким был ваш первоначальный капитал.

– Да. Не все монеты, конечно, магнитились, но тех, которые магнитились, – хватило, в принципе. Это если вкратце.

– Харьков – удивительный город. Я помню его совершенно упадочным, полуразрушенным, мрачным, серым. И вот Кернес – надо отдать ему должное как мэру, потому что он, конечно, был сепаратистом, но мэром, на мой взгляд, прекрасным.

– Хозяйственником, в первую очередь.

– Да! И Харьков вдруг преобразился, стал совершенно другим городом. Праздничным, ярким, красивым, чистым, достойно благородным. Харьков вашего детства каким был? Каким вы запомнили свой город?

– Если говорить про Харьков детства, я его все равно помню красивым. Да, он, безусловно, был достаточно запущенным, но мне и сравнивать не с чем было. Если бы я в детстве побывал в Вене или Париже, то я бы, конечно, вернулся бы в Харьков и ходил бы, фыркал, что все у нас запущено. А так – сравнить было не с чем. Это все было любимое, родное. Каждый угол, каждый дом, каждое дерево – все было таким родным и точно не виделось мне запущенным. Это вы приезжали в Харьков после того, как обколесили полмира. И, конечно, вам он выглядел запущенным. А мне выглядел классным.

– Вы сказали, что жили с мамой и бабушкой. Отца не было?

– Физически? Физически был, но просто мы не были знакомы.

– И не знакомы до сих пор?

– Теперь знакомы.

– По его инициативе познакомились или по вашей?

– По его, конечно. По его.

– Он проявил эту инициативу, когда вы стали богаты?

– Я не думаю, что это было связано с финансами. Мы познакомились, когда мне было 20 лет.

– Почему он не знакомился с вами все это время?

– Я думаю, что у него были на это веские причины. Но мне даже не хочется в этом разбираться. Зачем оборачиваться назад, если можно смотреть вперед?

– Вы обиделись на него за то, что до 20 лет он с вами не общался?

– Вообще нет. Я даже рад, что так было.

– Вы сейчас общаетесь?

– Да.

– Плотно?

– Да.

– Кто отец по образованию, чем он занимался и чем занималась мама?

– Мама по образованию метеоролог, но практически всю жизнь проработала поваром.

– То есть вы не голодали?

– Голодали, потому что независимо от того, что ты повар, надо еще купить продукты. А бабушка – нарколог. Бабушка была главным добытчиком в семье. И она, собственно говоря, научила меня ни при каких обстоятельствах не унывать. Даже когда мы…

– Я думал, вы скажете “не принимать наркотики”.

– Даже когда мы вытаскивали последнее ее югославское трюмо, которое она обожала, чтобы продать и купить продуктов, – она это делала с улыбкой.

– Жили так бедно?

– Да. Думаю, в 90-х все жили не очень-то богато. Бывали какие-то периоды более-менее, бывали совсем сложные периоды.

– Не хватало на еду даже?

– Бывало такое, что мы с мамой у друзей занимали гречку, чтобы сделать ужин.

– Кто отец по профессии?

– Он занимается ремонтом автомобилей. Занимался длительное время кузовными работами. А сейчас занимается строительством.

– Когда у вас появились миллиарды, какие возможности вы дали своим родителям? Бабушка жива?

– Нет, к сожалению.

– Что вы дали своим родителям?

– Я дал им жилье, дал им возможность реализовывать все свои идеи, мысли, желания, хотелки и так далее. Мне почему-то хотелось сделать отцу приятно. Я ему купил несколько автомобилей: повседневный и для форсу бандитского.

– Для форсу какой?

– Это была Toyota Tundra. Пикап ярко-салатового цвета на огромных дисках, в обвесах.

– А повседневная?

– А повседневная – Toyota Yaris. Мама у меня не любитель работать, поэтому она живет в Испании, получает удовольствие от жизни и занимается тем, что ей нравится.

– Бабушка увидела вас богатым человеком?

– Да.

– Чем вы ее баловали?

– Я старался ее баловать тем, что ей приносило удовольствие. В основном это конфеты. Ну и, понятное дело, жизненные потребности, чтобы она перестала переживать и считать каждую копейку. Но все равно, когда человек живет очень долго от пенсии до пенсии без дополнительной помощи, он, даже когда появляется какой-то ресурс, все равно эту парадигму сохраняет. И поэтому то, что я мог со своей стороны делать, я делал. Например, какие-то банальные вещи. Зубы… В общем, все, что нужно было ей по ее потребностям, я старался. Но она просто такой человек, не любящий изыска. Ей это претило. Поэтому украшения или машина с водителем ей бы, конечно, не зашли, скажем так.

– Целый ряд людей, имеющих огромные состояния, никогда не учились в высших учебных заведениях. Но вы окончили вуз?

– Нет. Я и не поступал в него даже. Последние три года я учусь на заочке в Ярослава Мудрого. Но в те годы, когда я закончил школу и нужно было поступать в университет…

– Вы уже сами стали Ярославом Мудрым.

– Нет, я, может быть, и Ярик, но пока не Ярослав. Когда нужно было поступать в университет, я уже имел где-то четыре года рабочего стажа. Поэтому у меня уже сформировалось понимание того, как устроена базовая мировая экономика в пределах Харьковской области. Поэтому я для себя определил, что это будет забирать у меня время и вряд ли мне что-то даст фундаментально.

– Чтобы стать очень богатым человеком, не обязательно заканчивать высшее учебное заведение. Да или нет?

– Абсолютно точно.

– Где вы работали после школы? Чем вы занимались?

– Я и в школе работал.

– Чем вы занимались?

– Я работал на мойке, работал на стройке, занимался реставрацией деревянных окон, занимался выкройкой швов на дубленках.

– Это Харьков?

– Это Харьков, детка.

– Выкройка швов на дубленках?

– Да. Это одна из самых неприятных работ. Потому что, когда ты выстригаешь на дубленке шов, летит мелкая такая шерстяная пыль, от которой не спасает никакая маска. Вообще ничего. Как вы понимаете, условия самого помещения тоже не самые фешенебельные. То есть работа была не сложная, но не очень приятная.

– Где еще работали?

– Моя первая работа – грузчик. Мне тогда платили 40 гривен в неделю, по-моему. Я отработал первые две недели перед Новым годом и в ЦУМе харьковском за эти 80 гривен маме на Новый год часы в подарок.

– Марку часов помните?

– Я помню, что это часы-хамелеон были – от температуры меняли цвет. Но мама успешно их постирала в джинсах через пару дней – и они накрылись медным тазом. Это была первая работа, первые заработанные деньги.

– Судя по этим работам, впереди была безысходность. Или у вас была другая точка зрения?

– У меня была другая точка зрения абсолютно точно. Я где-то в 16 лет познакомился…

– С девушкой?

– Нет. С девушками я много раз знакомился. Я познакомился с одним человеком в компании, а он на тот момент работал торговым представителем. Он работал в компании… Можно говорить?

– Да.

– Он работал в компании “Союз-Виктан”.

– Водка. Была такая.

– Незамысловатое название: союз Виктора и Татьяны.

– Эта компания плохо кончила, насколько я помню.

– Я не вдавался в подробности. Он на тот момент зарабатывал, если не ошибаюсь, 10 тыс. грн в месяц.

– А курс был один к двум, один к трем, да?

– Наверное, да. Это была какая-то астрономическая цифра, потому что я, совмещая две или три работы, даже на три-четыре не выходил. Я услышал – говорю: “Это на одной работе ты столько зарабатываешь?” Он говорит: “Ну да, у нас так все зарабатывают”. Я понял, что мне нужно устроиться в торговую компанию. И тут как раз появился свет в окне. Я понял, что я могу претендовать на что-то большее, потому что понимал, что работать на десяти работах не получится. И эта ситуация меня сподвигла на то, чтобы переосмыслить подходы и попробовать двигаться дальше. В 17 лет я начал пробовать устроиться в торговую компанию. Я купил несколько газет с объявлениями и начал прозванивать эти компании. И у меня одна из ключевых компетенций, которая мне позволяла двигаться вперед, – это умение построения коммуникации. У меня с этим было все в порядке. И наверное, в этом сыграло немаловажную роль то, что я очень много читал. Независимо от того, что был такой шалтай-болтай в целом, но я много читал художественную литературу различную с самого юного возраста. Изначально это было из-под палки больше. Я категорически не понимал, зачем мне нужен в восемь лет Булгаков. Но мама поняла, что я читаю начало книжки и конец, потом я пересказываю весь сюжет плюс-минус, – и она начала меня заставлять читать при ней, а потом рассказывать по главе. И я как-то втянулся. И в конечном итоге во многих компаниях, в которые я пытался устроиться, я не проходил по возрасту. Но руководители, с которыми я коммуницировал, в принципе, были бы рады, чтобы я у них поработал, потому что все было классно.

– Умение коммуницировать, харизма, чувство юмора – все это крайне важно, правда?

– Да, это такой джентльменский набор. Для меня чувство юмора – это вообще отдельная история. Когда я понимаю, что рядом со мной находится человек, который умеет шутить, для меня это сразу является зеркалом того, что у него нетривиальный интеллект и что с ним, однозначно, может быть интересно. Умение коммуницировать – я считаю, это вообще ключевой поинт для всего. Можно быть классным специалистом, можно быть изумительным художником, можно быть кем угодно, но если ты не умеешь коммуницировать, то ты со всеми этими благами можешь остаться не у дел. Я когда-то читал роман, не помню сейчас название, который эту историю рассказывал: все имена, которые мы знаем, – это имена людей, которые взяли те или иные технологии или те или иные техники, те или иные продукты, но смогли о них рассказать. Смогли открыть нужную дверь, смогли достучаться туда, куда нужно было. Потому что перед ними были люди, которые тоже к этому приходили. Но они не имели возможности об этом рассказать и остались не у дел. Поэтому коммуникация – это must have. Хотя все зависит от того, для кого. Например, патологоанатому коммуникация не нужна.

– Как сказать. С потусторонним миром.

– Нет, Харону только монеты нужны. Все остальное, в принципе, можно молча решить. Поэтому для каких-то профессий, коммуникации очень нужны.

– С чего вы начали свой путь в бизнес?

– Я начал свой путь с того, что устроился… Точнее, не я устроился, а меня попросили прийти в торговую компанию, которая занималась дистрибуцией строительных материалов, в первую очередь напольных покрытий.

– В Харькове?

– Да. Компанией это было сложно на тот момент назвать, потому что собственники были молоды, только начали путь. Я устроился сейлзом, по факту. И моя задача заключалась в том, чтобы по всей стране в сегменте профрозницы предлагать услуги нашей компании по поставке материалов, при условии, что мы еще поставок не делали, а у нас только подписанный контракт.

– Классика.

– Да, но мне очень понравилась идея. В принципе, у меня очень неплохо стало получаться.

– Вам было сколько лет?

– Это, наверное, конец 2007 года. Мне было 18 лет. У меня стало получаться очень хорошо. Компания начала развиваться, масштабироваться. Я один закрывал все регионы Украины. Чуть позже привлек своих друзей, потому что уже не успевал – один Киев очень много энергии и сил забирал с трехчасовыми пробками при каждом переезде.

В Украине огромное количество невероятного дуба и ясеня. Китай и Америка – не конкуренты. И все, что в Украине вырубается, продается без документов в Европу по 400 долларов куб, а его реальная цена – где-то 2800 евро за куб

– То есть вы продавали пол?

– Да.

– Мужской, женский?

– И средний, если за него платили.

– Вот он путь к успеху.

– Конечно! К сожалению, условия оплаты моего труда постоянно менялись. Ну и плюс пошел у нас эмоциональный рассинхрон с командой.

– И вы решили самостоятельно?

– Я подумал, почему бы мне самому не заняться поставками? Но для этого нужен был стартовый капитал.

– И вы ограбили банк?

– Это было бы слишком просто. У меня уже было на тот момент достаточно много связей и наработок с успешными предпринимателями в этой нише по всей стране.

– А полы импортные были?

– Да. Вы знаете уникальность этого прекрасного рынка?

– Нет. Вы меня научите работать.

– Если вы не против, я в двух словах расскажу.

– Да, с удовольствием.

– Хочется, чтобы про этот позор узнало как можно больше людей. Очень часто мы разговариваем про различные виды природных ресурсов. У нас нефть, газ, уголь и так далее. И для всех это видится Меккой некоторого рода. Но при этом я ни разу не слышал, чтобы кто-то хвастался украинской древесиной. А я хочу вам сказать, что древесина – это самый ценный ресурс нашей страны. Даже не чернозем. Мы и чернозем умудрились пересрать, засаживая его подсолнухами…

– Потому что масло тоже было одно время самым ценным ресурсом.

– Так точно. Но украинская древесина, если мы сравниваем с рынками Европы, наиболее высококачественная. Наиболее ценной древесиной является дуб. Из него, собственно говоря, производится наибольшее количество продукции с высокой добавленной стоимостью. И в меньшей степени ясень. Украинский дуб – самый уникальный дуб с точки зрения качества. Это минимальное количество отбраковки, минимальное количество заболони, наибольшая ширина. Из него можно производить наиболее качественную продукцию.

– Имеется в виду паркет?

– Не только паркет. Это в том числе. Мебель. Все, что требует применения красивой деревянной фактуры, – это его величество дуб. В меньшей степени – ясень.

– Где эти дубы растут в основном в Украине?

– В Западной Украине много дуба, но самый качественный дуб – это Житомирская область. Если вы посмотрите в google-картах на Житомирскую область, то увидите, что дуба там практически не осталось. И вторая часть – это Восточная Украина, Сумская и Харьковская области. В Америке дуба нет, в Канаде тоже дуба нет, потому что там в основном красный дуб. Это то, что не очень подходит, во-первых, для климатических условий, если средневзвешенное по миру, для производства полов. И соответственно, не очень соответствует спецификации, потому что у него другой цвет, оттенок, много отбраковки и так далее. Сложный материал. В Китае дуба вообще нет. Просто не существует. Там представлены всевозможные экзотические породы дерева. Индонезия – всевозможные ироко, ятоба и все прочее. Но это тоже как бы не дуб и не ясень. Если возьмем постсоветское пространство, – это тоже дуб, но с очень высоким количеством брака, значительно более узкий. То есть невозможно его распускать в две линии, делать из него ту математику, которая может давать хорошую высокую добавленную стоимость, хорошую маржу. В Украине по факту огромное количество невероятного дуба и ясеня. Китай и Америка – не конкуренты. И все, что в Украине вырубается, продается без документов в Европу. Там из этого делают полы и мебель – и потом нам за евро продают. Но только единственное “но”: Украина продает его по 400 долларов куб, а его реальная цена – где-то 2800 евро за куб. Вот такая история.

– Почему же нельзя сделать тут предприятия, которые будут делать паркет тут?

– Это мы чуть-чуть забегаем вперед. Я пытался это сделать, но, к сожалению, у меня не вышло. У нас есть несколько предприятий. Одно из них –польское. Они поставили завод в Польше, чтобы далеко не ездить за житомирским дубом. И еще одно небольшое предприятие в Буковеле. Классные ребята делают качественную продукцию, но, к сожалению, тоже инвестиционный климат и прочие вводные не позволили масштабироваться до высококонкурентных высот. По факту у нас есть золотая жила. Сейчас по факту такого сырья больше ни у кого в мире нет.

– У белорусов, наверное, есть что-то.

– Менее конкурентный и в меньших объемах. У них все-таки другой климат, и дуб там поуже, похуже и поменьше его в целом. Украинский климат идеально подходит, чтобы растить такие дубы и ясени.

– Вы освоили эту тему?

– Я освоил эту тему и начал искать инвестиции, чтобы заниматься дистрибуцией самостоятельно. У меня было огромное количество отказов. Мне нужна была внушительная сумма – около 400 тысяч долларов. И мне, совсем еще молодому парню, даже при условии классных отношений… Но чтобы гулять на 400 тысяч долларов в таком высокорисковом бизнесе, мне, ясное дело, отвечать нечем было, кроме квартиры, в которой я жил с мамой и бабушкой. Поэтому неохотно это все двигалось. И в какой-то момент я все-таки нашел возможность. Нашел человека, который поручился перед человеком, который, в свою очередь, имел доступ к человеку, который мог эти средства выделить. И собственно говоря, я запустил.

– То есть вам дали эти 400 тысяч?

– Да.

– Это суперудача.

– Удача, согласен, 100%. Но еще и настырность. Я обошел, условно, 100 возможных вариантов, и вот на 101-й это сработало.

– В Харькове дали?

– Да, в Харькове. Мы запустились в 2011 году. Уже к 2013 году объем продаж составлял до 35% рынка.

– Паркет, мебель?

– Нет-нет, только паркет. Узкоспециализированная история.

– Доской или наборный?

– Только паркетная доска. У нас была одна фабрика – потом их стало четыре. Мы продавали очень много. Мы обошли очень быстро всех стариков рынка и заняли свою нишу. Просто у многих конкурентов-поставщиков был более широкий ассортимент. У них мог быть и ламинат, и террасные доски, и сантехника.

– А у вас только паркет?

– У нас исключительно свой сегмент. Во-первых, свой ценовой диапазон. Во-вторых, один вид продукции.

– Правда, что вы продавали больше “Эпицентра”?

– Больше, чем “Эпицентр” и “Новая линия” вместе взятые. Но у них тогда это направление на самом деле только набирало обороты. Потому что, как правило, в “Эпицентре” и “Новой линии” продавался недорогой сегмент. Ламинат, недорогая плитка и так далее. Они только сейчас, наверное, вышли на то, чтобы представлять более широкий ассортимент, более дорогую продукцию. Тогда, в принципе, они не были сильным игроком.

– Когда вы заработали свой первый миллион долларов?

– Думаю, что году в 2013-м. Но по факту я его никогда не щупал как миллион долларов.

– А он вас?

– Он меня чуть-чуть щупал ввиду молодого возраста, но я старался все реинвестировать. Мы старались масштабироваться, увеличивать складские запасы, чтобы давать больше гибкости в плане скорости поставки, иметь конкурентное преимущество.

– Транспорт был свой наверняка?

– Нет, транспорта своего не было никогда. Я приверженец аренды.

– То есть в 24 года вы уже были долларовым миллионером?

– Если нам нужен громкий заголовок, то да.

– Громкий заголовок у нас впереди. Сколько вы стоили в 2013 году?

– Не делали такой оценки. Думаю, что наша компания объективно ничего не стоила. Потому что она вся была завязана на…

– На ваших мозгах?

– На мозгах, коммуникациях и арендах. Она не была, скажем так, продуктом, который очень легко капитализировать.

– Сколько стоили ваши мозги в 2013 году?

– Я думаю, нормально стоили.

– Несмотря на этот успех, вы пошли в другую степь.

– Начнем с того, что то, чем я занимался, мне не очень нравилось. Положа руку на сердце, я не был энтузиастом полов.

– Процесс вам нравился?

– Мне нравился процесс построения коммуникации. Мне нравилось общаться с людьми, нравилось масштабироваться, нравилось находить решения в сложных ситуациях. Потом приключился 2014 год: Россия начала войну в Украине. С этого начались проблемы, потому что мы потеряли Крым. Все клиенты в Крыму, у которых были складские остатки, отданные под реализацию, образцы продукции, выключили телефоны, в достаточно короткий срок поменяли номера. Такая же ситуация в Донецке и Луганске. И это, конечно же, ударило по бизнесу. Плюс ко всему, сейчас уже я понимаю, что бизнес должен предполагать любые виды форс-мажоров.

– Как?

– Чисто гипотетически.

– Ну, предположите аннексию Крыма. Как?

– Предположить аннексию Крыма – никак, а потрясение возможное, при котором ты можешь потерять одномоментно до 30–40% компании, – можно. Соответственно, это нанесло определенный ущерб. Я был не один в компании. Я был четвертым игроком этой компании, движущей силой с точки зрения продаж, построения коммерции, но не имел ключевого права голоса. Помимо того, что я не кайфовал от всего процесса, у меня еще были разногласия с партнерами. Я готов к любым вызовам в жизни, но если мы движемся как единый организм и как команда. Есть точка опоры, однодумцы, с которыми хотя бы внутри у тебя нет коллизий, которые могут внутреннюю уверенность подрывать в том, что мы действуем правильно. Или, окей, мы действуем неправильно, но все равно есть точка опоры. И таким образом в 2016 году я вышел из бизнеса практически без денег. И у меня было такое жесткое выгорание… Есть такой постулат: что мерчендайзера до супервайзера ты растешь 10 лет в среднем. А я это сделал чуть меньше чем за год. Потом уже попал в следующую компанию. И потом свой бизнес. Я купил себе первые красивые машины.

– Какая первая была?

– Первая красивая?

– Первая вообще.

– Первая вообще? Первая вообще – “Део Сенс”.

– А красивая? “Део Ланос”?

– Она у меня, кстати, красивая. В “Ланосе” и мотор другой, и коробка передач уже поинтереснее. “Део Сенс” мы купили очень интересно. Мы взяли кредит на ноутбук на маму моей жены, потом этот ноутбук продали и деньги, вырученные от продажи…

– Маму отдали в залог?

– Маму попросили потерпеть какое-то время, если будут звонить. И эти деньги отдали как первый взнос за “Део Сенс” из-под таксиста в кредит. Тогда “Приватбанк” продавал бэушные машины в кредит.

– А первая красивая?

– Первая красивая? Ну как “красивая”… На тот момент это было страшно круто – Mitsubishi Lancer. Это в 2008 году, когда я еще менеджером работал.

– Очень красивая.

– Очень красивая. Позже был Range Rover.

– Вы говорите про 2016 год. А когда вы впервые узнали о биткоине?

– В том же 2016 году. Или, может быть, в начале 2017 года.

– Кто вам рассказал о биткоине?

– Я сидел в компании друзей. И услышал диалог про майнинг. Я сидел минут 30 – и за эти 30 минут деклассировался все больше и больше. Потому что понимал, что не понимаю совершенно ничего, ни одного слова. Какой-то майнинг, какие-то фермы, но это не те фермы, которые на полях, а те фермы, которые с видеокартами. Хешрейты, блокчейны, блоки, биткоин, вознаграждение, а его можно потом продать на бирже и так далее, и так далее. И я этого всего наслушался. У меня очень пытливый ум, и если я не понимаю чего-то, то я сажусь и разбираюсь. Я пришел домой и начал разбираться, что это вообще значит. Но даже если начинаешь разбираться, – весь текст состоит из терминов, которые тебе не знакомы. И пришлось разбирать по крупицам каждый термин, и потом превращать это в что-то понятное. Сейчас, конечно же, есть хотя бы базис, можно познакомиться с этой историей ближе. Тогда этого не было. И я начал изучать это самостоятельно. Ребята, с которыми я общался, – они тоже не понимали. Они просто это обсуждали.

– Просто хотелось заработать.

– Нет, они просто обсуждали. Они тоже где-то набрались этих модных словечек, не особо вкладывая смысл в это все. В какой-то момент ко мне пришло понимание сути происходящего. Возвращаясь к тому, о чем мы говорили: полы не были моей мечтой. Я получил прекрасный управленческий опыт. У меня работало до 120 человек в пике. Я получил опыт коммуникации с крупнейшими мировыми фабриками. Я набрался хорошего опыта в построении команды, процессов, бизнеса как такового. Когда я начал изучать это все и пришел к тому, что за этим стоит, я понял, что мне интересно погрузиться глубже. И начал я с того, чтобы просто попробовать для начала купить криптовалюту. Для начала я пробовал установить себе полноценную ноду. Сделать себе “холодный кошелек”, на котором я могу хранить биткоин. Я колупался пару дней, понял, что у меня ничего не получается, и начал искать, как можно по-другому купить. И начал находить сервисы, которые предлагают продать биткоин. Это были обменники всевозможные. Но чтобы его купить, тебе же его нужно куда-то принять. А если у меня не получилось сделать себе кошелек, то мне нужен другой вариант. Я нашел такой вариант: эти площадки называли себя биржами. Я начал регистрироваться на этих площадках. И когда я начал регистрироваться и уже конкретно пользоваться, – здесь проснулся мой предпринимательский дух. Я начал отмечать: здесь мне было неудобно, здесь было слишком муторно, здесь можно было бы это переделать. Потом попадаешь в торговый терминал, а это вообще адская машинка. Все со всех сторон прыгает, какие-то штуки непонятные – в общем, сложно.

– За сколько вы купили первую криптовалюту и сколько там было?

– Слушайте, первая криптовалюта – это был “Рипл”. За сколько его купил? Не буду врать – я не помню. Первые биткоины я покупал, когда он стоил до тысячи долларов.

– И много купили?

– Нет. Основные покупки я делал, когда у нас уже запустился бизнес, когда уже чуть-чуть стало свободнее. Где-то по 3000, наверное. Потом был рост на 20 тысяч, глобальное сумасшествие – и потом падение. Три года медвежьего рынка после этого.

– По 3100 сколько вы биткоинов купили?

– Может быть, 100.

– Когда и почему вы поверили в криптовалюты?

– В процессе изучения. Я поверил не в криптовалюты – я поверил в технологию блокчейн и в биткоин.

– Представьте, что сейчас перед экраном сидит много чайников условных. Объясните им доступными…

– И утюгов.

– И утюгов.

– В вашем стиле работаю.

– Объясните этим людям и мне в том числе простыми словами: в чем суть биткоина?

– Простыми словами?

Прелесть биткоина заключается в том, что каждый его пользователь сам себе банк. Никакое правительство мира, никакая компания, никто вообще на свете не может его арестовать, остановить транзакцию, остановить операцию в сети, отозвать ее.

– Без терминов.

– Без терминов. Окей. Вся финансовая структура мира очень устарела, а все, что находится вокруг финансовой структуры, ушло значительно вперед. У нас появились новые возможности коммуникации, технологии, гаджеты, перелеты на высоких скоростях. Весь мир улетел вперед, а банки остались с тем же самыми банкнотами, ничем не обеспеченными. Все продукты, которые нам предлагаются… Назовем их условно продуктами. Если мы говорим про валюты, то они все централизованы. У них не ограничена эмиссия. Они абсолютно беспардонно, отрываясь от стандартов, которыми когда-то были обеспечены, которыми когда-то должны были быть обеспечены, уходят в плавание самостоятельно. Они подвержены огромному количеству рисков. И самое главное – это неограниченная эмиссия. То есть централизованные и имеющие неограниченную эмиссию. Это “Фиат”, обычные деньги. Теперь берем золото. Золото в какой-то момент выступило мостом между производителями услуг, товаров и потребителями. Основной базис, на котором зиждется весь фундамент вокруг золота, – это то, что нам кто-то сказал, что эмиссия золота ограничена. Золото не бесконечно. Если бы, условно, появился какой-то алхимик, который бы сказал: “Я нашел формулу, всем здравствуйте”. Или, например, в Африке нашелся бы золотой запас на 500 миллионов тонн…

– Лучше в Африке, чем в Магаданской области.

– Сто процентов, без вариантов. Соответственно, на чем базируется наша вера в золото? Она базируется на том, что его мало. И здесь самое смешное. Скептики биткоина очень часто говорят, что биткоин никогда не может быть цифровым золотом, потому что это пирамида. Но при этом сами инвестируют и хеджируются в золоте, которое обеспечено вообще ничем по факту. Золотые коронки, минимальное использование в чипах и платах – и все. И в хай-фай-акустике, которую большинство мира не видело в глаза. На этом все. Что мы видим в биткоине? Биткоин предложил децентрализацию. Когда у нас нет центрального аппарата, управляющего протоколом и эмиссией, когда у нас нет риска контрагента. Условно, какой-нибудь СЕО Amazon сошел с ума – и что-то произошло. Такие случаи бывали. Или, например, Стив Джобс умирает, и после его смерти компания вынуждена 10 лет делать одинаковый телефон. Это риск контрагента. Биткоин – децентрализованный. Управление этим протоколом распределено на миллионы-миллионы людей, компаний по всему миру, каждая из которых не имеет возможности влиять, переписывать протокол. Он имеет ограниченную аудируемую эмиссию. То есть не золото, про которое нам кто-то сказал, а фактический алгоритм.

– И все понимают, сколько биткоина есть?

– Абсолютно точно. И что самое интересное – аудит проходит уже на протяжении 15 лет существования биткоина, но делает этот аудит весь мир. Потому что весь мир замотивирован найти уязвимости или проблемы в коде. Мы имеем 15 лет мирового аудита. Не от какой-то большой четверки, где пришла группа лиц, двое из них с похмелья, и попыталась провести оценку компании или какого-то продукта. А мы имеем абсолютно конкретный аудит, когда весь мир участвует, а на кону стоят миллиарды долларов.

– Миллиарды? Или триллионы?

– В какой-то момент это были миллиарды. Сейчас это почти 2 триллиона долларов. И по факту биткоин с точки зрения капитализации обогнал британский фунт.

– Изюма.

– Ну, это до того, а потом – британский.

– Хорошо. Что такое биткоин? Денежка? Монетка?

– Биткоин – это цифровая монета, цифровые деньги, которые выплачиваются как вознаграждение участникам, поддерживающим существование децентрализованного протокола.

– Вот это формулировка. Вы в руках биткоин держали?

– Да, конечно.

– Монету саму?

– В виде монеты?

– Да.

– Да, возле рынка продавали цыгане. Такая красивая монета и на ней нарисован биткоин. А если без шуток, то прелесть биткоина заключается в том, что каждый его пользователь сам себе банк. Никакое правительство мира, никакая компания, никто вообще на свете не может его арестовать, остановить транзакцию, остановить операцию в сети, отозвать ее. Поэтому, когда человек держит в руках “холодный кошелек” (это такая маленькая красивенькая флешечка), он, по факту, является банкиром. И у него в этой маленькой флешечке может быть 100 миллионов долларов.

– И он их может пощупать в любой момент.

– И он может в любой момент их превратить в деньги.

– Может в любой момент?

– Да, это первый момент.

– Даже 100 миллионов долларов?

– Но уже на сегодняшний день есть огромное количество сервисов, которые не требуют превращать его в деньги. Есть компании, которые принимают криптовалюту, и биткоин в частности, как оплату. А во-вторых, есть огромное количество сервисов, которые осуществляют конвертацию при оплате.

– То есть можно купить условную квартиру за биткоин?

– Абсолютно спокойно.

– Перед вами сидит человек, который в свое время взял интервью у гениального Мавроди. Его можно называть аферистом, авантюристом, гением, но он перевернул сознание многих. Человек создал “МММ”. Как он меня убеждал, если бы государство ему не помешало, все было бы хорошо, и это никакая не пирамида. У меня другая точка зрения. Я считаю, это классическая пирамида и государство тут ни при чем. Не является ли биткоин очередной пирамидой “МММ”?

– Мы сравниваем холодное и шерстяное, но попробую объяснить.

– Спросил вас человек, которому в 2017 году его друг говорил: “Набери штук 100 биткоина”. – “Я что, сумасшедший в “МММ” играть?”

– Ну, раз мы заговорили про “МММ”, мне удалось на нем заработать.

– Так вы серьезный человек.

– Уважаемый в узких кругах. Нет, ну небольшие деньги, но сам факт. Мелочь, а приятно, как говорится. Что касается сравнения – я не думаю, что оно уместно. Но, наверное, для аудитории, которая не совсем понимает: что такое стоимость того или иного товара? Это та сумма, которую за этот товар готовы заплатить.

– Могут заплатить, да.

– Не больше, не меньше. Что такое движение цены? Когда все покупают, цена растет. Когда все продают, цена падает. Простые постулаты. Соответственно, биткоин, в отличие от “МММ”, не предлагает никаких процентов. Его никто не предлагает, как билеты “МММ”. Нет “сотников”, “десятников” и “тысячников”. Есть просто фанатики, которые его тихонечко покупают и ни с кем не советуются на этот счет. Это первый момент. Второй момент: он децентрализован, у него ограниченная эмиссия и он не предлагает процентов. В биткоинах вознаграждаются люди, которые предоставляют свои производственные мощности. Я в свое время проездил много майнинг-станций. Мы и сейчас занимаемся майнингом. Нужно понимать, что это огромные производственные цеха, в которых стоит специальное оборудование, которое производит вычислительные операции, которые позволяют всей этой сети существовать.

– У меня товарищ майнил в своем частном доме на втором этаже.

– Это легко. Даже и сегодня люди могут майнить у себя дома абсолютно спокойно, потому что майнеры стали сегодня бесшумными. С помощью майнеров можно отапливать дом. Майнеры могут работать на возобновляемых источниках энергии. И это, кстати, практика, которая очень активно применяется. Это сложный бизнес и сложное производство. Сегодня в биткоин инвестируют крупнейшие компании и банки мира. Например, Black Rock, который держит под управлением практически все мировые компании в том или ином количестве акций, уже закупил биткоина на 350 миллиардов долларов. Команда Трампа рассматривает вариант, чтобы обеспечивать золотовалютный резерв страны на 5% в биткоинах. Об этом задумываются еще в нескольких странах. Мы находимся на базовой стадии принятия и понимания технологии и того, что за ней стоит. Когда-то я смотрел интервью… Это 1994 год, Нью-Йорк. Берут интервью у очень известного экономиста. И интервьюер говорит: “Как вы относитесь к интернету? Может ли она получить свое развитие?” И он говорит: “Я с полной ответственностью вам заявляю…” Долго словоблудием занимался… Глобально это туфта. Но что очень мне понравилось: “Я вас заверяю, никогда в жизни вы не сможете купить в этом вашем интернете обувь”. Видите, несколько картина видоизменилась. В чем прелесть биткоина и технологии блокчейн, которая стоит за ним? Они не требуют веры. В Мавроди надо было поверить… Такие пирамиды строятся на доверии. В биткоин не надо верить.

– Она не требует веры – она требует надежды.

– И надежда тебе не нужна.

– И любви.

– Нет, нет. У тебя есть холодный математический расчет. Фундамент, на котором зиждется эта история и ценовой рост, вызван как раз математической моделью.

– Я вам задам нескромный вопрос. У вас, гуру этого мира, сколько биткоинов?

– Достаточно.

– Для чего?

– Скажу по-другому. Для любого человека, который уважительно относится к технологии, должно быть не меньше 2625 биткоинов.

– 2625?

– Такая у нас корпоративная шуточка. Не буду погружаться.

– Но у вас больше 2625?

– У меня точно 2625 есть. Это я вам уверенно заявляю.

– Что сейчас происходит с биткоином? Он долго стоял на месте, потом – вверх, потом – вниз, потом – сильно вверх. Что с ним происходит сейчас и что с ним будет дальше? И почему с президентством Трампа биткоин пошел в гору?

– Ну, начну с конца. Трамп является прокриптовалютным президентом, он в том числе деньги на свою избирательную кампанию собирал в криптовалюте. Он очень продвинутый. Он большое количество времени уделял блокчейн-аудитории, он ездил на конференции, встречался с молодыми специалистами. Он еще не вступил в должность президента, но уже на огромном количестве направлений компании, которые там представлены, и компании, которые там скоро будут представлены, мы уже чувствуем огромное количество послаблений и такой выдох после длительного такого периода сложной борьбы. Поэтому, конечно же, приход Трампа откроет большое количество возможностей в расширении аудитории, которая будет взаимодействовать с этим видом активов. На сегодня проникновение технологий в среднем по миру составляет не более 15%. Если мы возьмем экономическую часть, где пользователи, которые в том или ином виде используют криптовалюты, покупают, инвестируют или удерживают, как инвестицию в долгосрок, – это, наверное, до 7%. В нашей индустрии это называется массовое принятие. Это то, к чему стремятся лидеры рынка: сделать так, чтобы как можно больше появлялось продуктов и удобных точек входа для аудитории, которая еще не взаимодействовала с этими видами активов. И приход Трампа – это огромный шаг навстречу индустрии в США. Как мы знаем, США – это финансовая кузница. В параллели сейчас наступает 1925 год, это запуск закона МИКА, который будет регулировать криптовалюты полноценно в 27 странах Евросоюза.

– Регулировать?

– Регуляция и сейчас присутствует. Например, наша компания регулируется в большом количестве различных европейских и не только европейских стран. Но у всех разные регуляторы, у всех разные виды лицензий, и это вносит определенную сумятицу. Приход МИКА дает единый стандарт, условную паспортизацию, по тому же принципу, по которому это работает в банковском секторе, и открывает возможности для взаимодействия классических бизнесов с инновационными бизнесами.

– Хорошо. Трамп говорит, что может сделать биткоин официальным платежным средством. Правильно?

– Так.

– Так. Если биткоины дойдут до 500 тысяч долларов, не обвалит ли это рынки и не вызовет ли сумасшедший рост цен в мире?

– А почему это должно обвалить рынки?

– Получится огромное количество совершенно сказочно богатых людей…

– Нет.

– Не получится?

– Нет.

– Но люди покупали…

– Я не знаю ни одного человека, который, покупая биткоин, условно, по 3 тысячи, додержал его хотя бы до 20.

– Да вы что?!

– Не потому, что они все схоронились, а просто я таких не знаю (смеется)…

– Я думал, что люди могли купить за 3 тысячи 100 биткоинов и спокойно их держать до нынешнего времени. Нет таких?

– Увы. Мне очень нравится фраза Уоррена Баффета. Его когда-то журналистка спросила: “У вас очень простая инвестиционная стратегия. Вы покупаете классы активов, в которые вы верите, и держите ровно 10 лет”. – “Но это же простая стратегия. Ее может повторить каждый, но не каждый хочет стать богатым медленно”. И вот в этом кроется код.

– То есть даже если 500 тысяч долларов будет стоить биткоин, никаких потрясений на рынках не произойдет?

– Возможные потрясения – безусловно, потому что сегодняшняя экономическая модель в мире фейковая. Биткоин может внести в этот миропорядок элемент стабилизации. И его нужно внести. Потому что в какой-то момент экономическая модель, которая работает на сегодняшний день, просто уничтожит мир. Биткоин может внести определенные коррективы, поведет мир в правильное русло. Сегодня экономическая модель деструктивна. Поколение людей, которые появились после 2000-х, а это, кстати, люди, которым по 25 лет, – их мироздание категорически отличается от мироздания людей, которые родились в 90-х и, не дай Бог, в 80-х.

– Что уже обо мне говорить…

– Тем более. Это люди, которые родились в эру интернета. Это люди, которые никогда в своей жизни не будут доверять золоту. Это люди, для которых самый классный авторитет – это чувак с форума… У них совершенно по-другому устроено все в голове, и эти люди как раз цифровые. И для них биткоин будет идолом. Не просто активом, не просто резервным фондом, а идолом.

– До скольки цена на биткоин может вырасти? 500 тысяч – это предел, о котором говорят? Или может быть еще дороже?

– Я думаю, не предел. Я ориентируюсь на 3 миллиона долларов за биткоин.

– Биткоины уже покупать поздно?

– Никогда не поздно. Самая простая стратегия инвестора, у которого есть доходы от основного вида деятельности: какой-то процент от дохода в биткоин, не обращая внимания на его цену, итерационно. На протяжении, например, пяти лет. С условием удержания его на дистанции в десять лет. Раз в месяц вы получаете зарплату или доход от какой-то деятельности, берете 2–5%, в зависимости от своего риск-аппетита… Это может быть человек, у которого зарплата 20 тысяч гривен, условно. Он берет какой-то процент и инвестирует его раз в месяц. И таким образом набирает инвестиционный портфель. И рассчитывает на то, что у него диапазон продажи, например, 10 лет. Либо же, например, если он через шесть лет понимает, что у него есть возможность докупить дешевле, чем он заходил пять лет назад, условно, то конечно же, он может и на шестой год продолжить усреднять свою позицию.

– То есть сегодня за плюс-минус 100 тысяч долларов биткоины не поздно докупать?

– Абсолютно точно. Если мы говорим о горизонтах в 3 миллиона долларов, разве 100 тысяч– это дорого? Биткоинов ограниченное количество. Как мы говорили с вами ранее, у них ограниченная эмиссия и их будет всего 21 миллион. Уже добыто почти 20 миллионов биткоинов. Остался 1 миллион. Согласно математической модели, последние биткоины будут добываться до 2140 года. Да. Но их будет добываться совершенно мало. Основной доход производственники, как мы их обозначили…

– Робокопы.

– Да. Будут получать от транзакционной деятельности. Происходит транзакция – и производственники получают проценты от этих операций.

Я голодный парень был в детстве, и у меня и по этой причине где-то 150 пар обуви дома… На хрена они мне нужны, никому не ясно

– Проценты капают.

– На сегодняшний день из 20 миллионов биткоинов, думаю, не меньше 5 млн биткоинов потеряно безвозвратно… На начальных этапах кто-то их добывал, они тогда стоили 1 доллар … Кстати, вчера, если не ошибаюсь, был “Биткоин пицца-дей” так называемый: 14 лет назад парень намайнил биткоины 10 тысяч биткоинов и купил себе пиццу. Две пиццы, по-моему. Этот день называется “Биткоин пицца-дей”. Сегодня его пицца стоит 1 миллиард долларов. Он уже 14 лет ездит по всему миру и всех веселит этой историей.

Есть другие кейсы. Один парень намайнил биткоины, а потом забыл пароль… Нет, не забыл пароль –просто выбросил жесткий диск то ли вместе с компьютером, то ли без. А когда они подорожали, он понял, что у него на жестком диске лежит целое состояние. Он пришел на эту свалку, куда со всего города собирается мусор… Он попросил у городских властей разрешение на то, чтобы провести…

– Эксгумацию мусора.

– Да-да. Значит, переработать это все мероприятие, городу за это заплатить какой-то процент, чтобы все были заинтересованы. Но ему запретили, сказав, что это может привести к экологическим проблемам.

– Какие бездушные люди…

– У него миллиарды долларов на этом кошельке… И таких случаев много. Потому что когда это стоило копейки, к этому относились несерьезно, могли забыть пароль и так далее.

– Есть криптовалюты лучше биткоина?

– Нет.

– И не будет?

– Нет, ну зарекаться, наверное, не стоит. Это было бы неблагоразумно, но все же думаю, нет.

– Кроме биткоина вы не рекомендуете покупать других криптовалют?

– Я вообще не рекомендую покупать криптовалюты, я просто рассказываю о том, как это работает.

– Лучшая реклама покупки – это сказать: “Не покупайте”.

– А вы в этом знаете толк (смеются)…

– Да. Вы основатель и СЕО криптовалютной биржи WhiteBIT. Это крупнейшая биржа Украины. Правильно?

– Это крупнейшая биржа Европы.

– Хочется встать.

– Давайте встанем.

– И даже поклониться. Крупнейшая биржа Европы. Какой оборот у вас?

– В текущем году торговый оборот – 2,3 триллиона долларов.

– Хочется встать и не садиться. Чем занимается криптовалютная биржа?

– Наша компания – это не биржа. В первую очередь компания занимается разработками в области блокчейна. Мы создаем инфраструктурные продукты, один из них – это биржа. Помимо всего прочего, это платежный эквайринг, компания, которая занимается эмиссией скретч-карт, децентрализованная биржа, банк, необанк… Площадка по торговле скинами для киберспорта.

– Большое количество людей работает у вас на бирже?

– 1,2 тысячи человек. Инхаус.

– Сколько клиентов у WhiteBIT на сегодня? И из каких стран?

– На сегодняшний день в целом вся инфраструктура WhiteBIT Group, – это чуть более 35 миллионов клиентов. WhiteBIT конкретно как биржа – это порядка 6,5 миллионов. Во время бычьего рынка у нас кратно увеличилось количество регистраций. То есть мы прямо держим удар аудитории.

– Бычий рынок – это что? Это птичий грипп типа?

– Бычий рынок, птичий грипп, ОРВИ так называемый…

– Да.

– И диатез, и медвежий рынок…

– Да.

– Вот они как-то все вместе, в одной группе риска.

– Потрясающе. Из скольких стран клиенты у вас?

– 150 стран.

– Весь мир фактически.

– Практически. В каких-то регионах мы представлены сильно, в каких-то – меньше.

– Украинский IT-рынок мощный вообще? Как вы его оцениваете?

– У меня с украинским IT-рынком дежавю, как с дубом. У нас классные разработчики, молодые специалисты, очень уникальные, интеллектуальные ребята, но в основной своей массе они работают в компаниях, которые занимаются аутсорсом. Это компании, которые не создают продуктов с высокой добавленной стоимостью, а просто перепродают это компаниям, которые готовы заплатить хорошим разработчикам невысокую цену. Продуктовых IT-компаний в Украине очень немного, но при этом очень много всевозможных разработчиков, которые построили классное IT за границей. Например, Google, Revolut, Grammarly.

– Сейчас люди нас смотрят и думают: “Сколько же у него денег?” Поэтому переходим к главному: сколько миллиардов долларов вы стоите?

– Мы не являемся публичной компанией, поэтому трудно назвать стоимость компании объективно. Но если проводить базовое сравнение, есть целый ряд параметров, по которым можно сравнить нашу компанию с конкурентами. На рынке мы имеем только одну публичную компанию. Я считаю эту компанию конкурентом, но по-доброму, потому что они действительно классные. Это Coinbase, американская компания. Они на пике имели капитализацию 120 миллиардов долларов, что на тот момент составляло приблизительно три Morgan & Stanley. Если сравнивать нас по объективным публичным данным, то, думаю, это где-то 8-10 миллиардов долларов.

– Вы ощущаете себя очень богатым человеком?

– Вообще нет, категорически.

– Ну как вы себя ощущаете?

– Я себя ощущаю уставшим (смеется)… Быстрый рост, масштабирование необратимо приводят к тому, что присутствует выгорание, отсутствие возможности делегирования инструментов и задач, которые хотелось бы делегировать.

– Делегатов не хватает.

– Делегатов не хватает. Это, конечно же, накладывает определенный отпечаток. Я очень люблю помогать, мне это приносит искреннее удовольствие. В первую очередь потому, что у меня есть небольшая картинка в голове… В жизни вообще можно быть в двух положениях: под обстоятельствами и над обстоятельствами. Когда мы находимся под обстоятельствами, мы сетуем на то, что обстоятельства нас давят, все вокруг – негодяи, начальник – ублюдок. Возникает ситуация, в которой нужно было бы или можно было бы проявить свое участие, но так как мы находимся под обстоятельствами, мы говорим себе, что это невозможно. Или кто-то другой пускай поможет. А когда мы находимся над обстоятельствами, мы можем на них влиять. Например, я очень много лет помогаю онкобольным детям. Я покупаю лекарства, детей вожу за границу, когда какие-то сложные случаи, полностью оплачивая их лечение. Это первое. В какой-то момент многие блага, к которым ты стремился всегда, надо понимать, что я голодный парень был в детстве, и у меня и по этой причине где-то 150 пар обуви дома… На хрена они мне нужны, никому не ясно, потому что ношу я две. Причем я не перестаю их покупать.

– Все мы родом из детства.

– Так точно. Но многие вещи, к которым было стремление, уже не вызывают радости. Первая машина вызывала у меня огромную эмоцию,я мог без остановки всю ночь ездить, гладить, целовать, нюхать, как пахнет из выхлопной трубы. Сейчас же это не вызывает никакого трепета… Это приблизительно, как когда заходишь голодным в супермаркет…

– Хочется купить все.

– Все подряд покупаешь. Йогурт с биовитаминами – штук 10 обязательно. Буду по завтракам есть, встану на лыжи правильного питания. И все это покупаешь. Потом приносишь домой, съедаешь бутерброд с колбасой – и ты наелся. И потом это все пропадает. Половина продуктов, которые тебе никогда не были нужны. Или же заходишь сытый в магазин, берешь хлеб, за которым ты туда и зашел, и выходишь. Никаких лишних телодвижений.

– А что дарит радость из того, что вы можете себе позволить?

– Радость? Ну, в первую очередь радость дарит семья, дети, их достижения. У меня старшая дочь – теннисистка. У меня есть какие-то хобби…

– Какие хобби?

– Я занимаюсь уже много лет драг-рейсингом. Я занимаюсь автоколлекционированием. Но не просто автоколлекционированием, это моя диверсификация, назовем это так.

– Много машин у вас?

– Достаточно.

– 100? 200?

– 200 – нет.

– 150.

– Сколько-то есть, да.

– А по какому принципу вы отбираете автомобили? Это раритеты какие-то? Или просто марки?

– У меня есть определенный временной диапазон, в котором я рассматриваю автомобили.

– Какие годы?

– С 1965-го до 2005-2006-го. До 2010-го максимум. В основном это янгтаймеры, в редком исключении олдтаймеры. Я выбираю в первую очередь автомобили, которые имеют коллекционную ценность, но при этом сегрегирую их через призму того, что они мне нравятся визуально.

– А они растут в цене с годами?

– Слушайте, автомобильный мир…

– Это хобби, не вложение?

– Нет-нет, это вложение.

– Вложение?

– Конечно. Для меня это диверсификация моего портфеля. Не криптовалютой единой, как говорится. Индустрия коллекционных автомобилей показала за последние пять лет рост более 500%. У тебя всегда есть покупатель.

– Вы хотите сказать, что любой из ваших экземпляров коллекции в любой момент может быть продан по хорошей цене?

– 110%. Вот вы инвестируете в недвижимость, и мне не нравится само слово “не двигаться”.

– Я о слове не задумываюсь.

– А вот автомобили двигаются. И они мне нравятся поэтому чуть больше, чем недвижимость. Я бы, может быть, и в недвижимость бы что-то вкладывал, но…

– Сейчас поговорим. Мне позвонил как-то мой друг Андрей Данилко, говорит: “У меня есть автомобиль Фредди Меркьюри, Rolls-Royce. Хочу его продать”. И нашелся же добрый человек в вашем лице, который купил этот автомобиль. Зачем вы его купили?

– Он продавался на аукционе Sotheby’s, я покупал его не напрямую у Данилко. Мне позвонил мой товарищ, сбросил ссылку на этот автомобиль. Во-первых, я фанат Queen. Он говорит: “Это сбор на реабилитационный центр для военных. Собирают через продажу автомобиля Rolls-Royce, который принадлежал Фредди Меркьюри”. Вы представляете? Это стопроцентный матч для меня.

– Да.

– Центр реабилитации военных, машина Фредди Меркьюри.

– Я дрогнул. Дорого стоил?

– Аукцион я выиграл за 250 тысяч фунтов. Дорого или нет – вам судить. Но эта машина того не стоит, чтобы было понятно. Стоимость такого Rolls-Royce – 30 тысяч фунтов. Поэтому мне пару раз писали, что я поучаствовал в аукционе, потому что мне машина была нужна. Хочу всем доброжелателям напомнить, что цена этого автомобиля – 30 тысяч фунтов в базарный день. А среди коллекционеров пользователь предыдущий автомобиля, даже если это Фредди Меркьюри, никаким образом не повышает его стоимость.

– Поговорим про недвижимость.

– Так…

– Недвижимость – один из лучших способов вложить деньги. И выиграть деньги или проиграть. Вы играете на рынке недвижимости?

– Нет.

– Почему?

– Для меня это очень немобильный вид актива, подверженный огромному количеству рисков. Например, банальная ситуация. Есть у меня недвижимость в Харькове. У меня был случай, кстати, прикольный в Харькове. Ну как “прикольный”? Поучительный. Как раз про недвижимость. У нас активно увеличивалось количество сотрудников, активно расширялась команда, а мы все время находились в различных съемных помещениях. Классно, все хорошо, но хотелось обосноваться, чтобы чувствовать себя максимально комфортно. Я нашел в Харькове классное офисное здание, в него когда-то вложили 30 миллионов долларов, потом, когда продавали, начали продавать за 18, потом снизились до 15… Это еще до полномасштабного вторжения.

– Хороший бизнес.

– Да, класс. И когда уже я пришел, его продавали за 12. Там 10,5 тысяч метров было.

– И в хорошем месте.

– Самое сердце города. Недалеко от площади Свободы. Значит, я надеюсь, продавцы смотрят нас сейчас. Значит, и я прихожу к владельцу 22 февраля.

– 2024 года.

– Да. И говорю: “Понимаю ситуацию, вы так хорошо уронили цену…”

– “Но не уроните ли вы ее еще?”

– “Но не хотите ли вы отдать прямо завтра за 8,5? Все-таки ситуация неоднозначная и для вас, и для нас”. Но насколько мне известно, владельцы жили в Америке. Есть у тебя, безусловно, актив недвигающийся, есть вроде и не просит. Но в то же время риски… В тот момент уже ситуация была накалена до максимума.

– Войска на границе…

– Они говорят: “Недвижимость – это такая штука, что она всех нас переживет. Мы от сделки отказываемся”. А сегодня, с учетом того, что делает наш сосед-мразь, это здание не стоит уже ничего…

– Оно стоит деньги на коммунальные услуги.

– Да. Но просто кому оно нужно: платить за него коммунальные услуги?

– Так вот.

– Заселить офисный центр на 12 тысяч метров на сегодняшний день в прифронтовом Харькове достаточно выглядит проблематичным. При условии, что он находится в центре, в самой большой зоне риска. И туда уже прилетало. И в “Харьков Палас” прилетало, и в гостиницу “Харьков” прилетало.

– Но вложить деньги в других странах мира, кроме Украины, в недвижимость нет желания у вас?

– Категорически. Зачем?

– Ну да, если есть автомобили.

– Во-первых, есть автомобили, которые можно всегда, в любой момент, погрузить на лафет и кататься с ними миру абсолютно спокойно. Это перемещаемый вид актива. Во-вторых, конечно же, это криптовалюты, которые являются большой частью. А самой большой частью является реинвестиция в собственный бизнес. Это то, что позволяет нам развиваться и масштабироваться.

– Собственный самолет у вас есть?

– Нет. И категорически не буду никогда его покупать.

– Лучше арендовать?

– Лучше арендовать. Есть миллион разных способов арендовать. Но я вам больше скажу: я на частном самолете летаю крайне редко. Крайне редко. Только в тех случаях, когда уже где-то задница горит и я опаздываю, у меня что-то поменялось, и мне нужно срочно перелет.

– Так вы жадный?

– Я не жадный – я…

За пять дней до начала сезона ко мне обращаются ребята: “Вот такая ситуация. “Металлисту” хана. К сожалению, русские разбомбили инфраструктуру генерального спонсора. И если сейчас “Металлист” не поддержать, то харьковский футбол на этом закончится”

– Рациональный.

– Я рациональный. Даже, наверное, не рациональный. Я, например, могу потратить на обувь 3 тысячи долларов, но самолет… Меня перемещение в самолете не мотивирует. Я сажусь в бизнес-классе, очень часто приходится летать и эконом-классом…

– Миллиардер в эконом-классе – конечно, круто звучит.

– Ну, может показаться, что я как-то деклассирую эконом-класс. Нет. Моя ассистентка прикинула, что я за последние полгода в самолете провел 11 дней. Конечно же, когда у тебя маршрут такой, эконом – это проблема. Поэтому я балансирую. Мне классно в бизнес-классе. Особенно какие-то дальние, магистральные бизнес-классы или первый класс, по-моему, даже круче, чем джет.

– Дорогие вещи вы любите.

– Смотря в чем.

– Ну какие бренды вы любите?

– Я недавно задумался на этот счет. Мой любимый бренд – наверное, Givenchy. Ну, и Dolce, наверное. Я недавно задумался, что это тянется из детства, когда для меня было счастьем приобрести что-то в секонд-хенде. Была потребность, постоянно недостаток. И когда я дорвался до капиталов, захотелось это покупать. У нас в Украине и вообще в постсоветских странах встречают по одежке зачастую…

– И провожают по ней же.

– Потому что когда я сижу в президентской ложе “Барселоны”, например, то там я сижу с, условно, владельцем крупнейшего европейского банка, и он в Zara. Ему по кайфу. Он не чувствует себя неполноценным. Я подумал, что это выглядит скудно, это выглядит так, как будто я пытаюсь… Очень долгое время, когда я рос в бизнесе и в работе, все мое окружение в меня не верило по факту. Особенно несколько индивидуумов, которые постоянно мне говорили: “У тебя не получится”. А когда я говорил про криптовалюты, с меня смеялись вообще все. Потому что я, как Лунтик, прилетел с рассказами о плоской Земле и прочих вещах. И одежда – один из инструментов показать людям свою статусность. Сейчас же я пришел к тому, что пересяду на Zara, и буду себя чувствовать в 100 раз круче, нежели в “Луи Витонах”. Когда я сейчас вижу людей, обвешанных надписями “Баленсиага” и прочим, у меня даже немножечко отторжение есть.

– Я смотрю на ваш мобильный телефон.

– Ага. Битый.

– Да. Не то что битый, но это не iPhone.

– Почему не iPhone? У меня, кстати, iPhone тоже есть, но с очень коротким функционалом для определенных задач. А вот Samsung – ввиду того, что это раскладной телефон, у меня всегда в кармане. Его размеры не выделяются… У меня всегда с собой мини-планшет 7,6 дюймов, – я могу работать в Excel. Потому что на iPhone это невозможно. Просмотреть какой-то файл, там, какие-то согласования. Потому что мне очень часто, опять же, там, в перелетах, постоянно в командировках… где-то садиться, разворачивать планшет, там, доставать и так далее неудобно. Сейчас они сделали… Сейчас вообще, в принципе, производители подобных видов устройств ушли сильно вперед: у них там и 8 дюймов… Есть складной трехсоставной телефон от Huawei. И там уже 10 с лишним дюймов экран, и вся толщина – 10 миллиметров.

– Что творят!

– Да. Это безумство, конечно. Да, то есть и это практично, это удобно, комфортно. И это работает.

– Что у вас за часы сейчас на вас?

– Jakob & Co, Godfather.

– А коллекция часов у вас есть?

– Нет. Я не коллекционер часов. Мне дарят в основном.

– Но есть дорогие часы? Миллион, два, три?..

– Нет.

– Самые дорогие часы у вас сколько стоят?

– Эти, наверное, одни из самых дорогих. У меня есть несколько подобных. Ну, где-то они стоят…

– Тысяч 50-100.

– Вот эти 380 тысяч евро стоят.

– Где и в чем вы храните деньги?

– “Где вы храните деньги?” – хороший вопрос.

– Если можно, адрес.

– Конечно. Мы ссылочку в описании дадим, чтобы никого не мучили…

– Чтобы никого не обидеть.

– Сто процентов. Мы же нормальные люди все. Значит, деньги в первую очередь я храню в компании… Рост компании – это ключевой приоритет. Это основа.

– Есть ли некая тусовка криптомиллиардеров? И если да, то чем они… о чем они говорят, когда собираются?

– Криптомиллиардеров? Ни разу не был в такой тусовке. Есть тусовки криптобизнесменов. Некоторые из них имеют хорошие результаты. О чем общаются? Абсолютно простые ребята, живые, без каких-либо понтов…

– Молодые все.

– Молодые, земные абсолютно. Если вас с ними посадить в одной комнате, вы никогда в жизни не подумаете, что там ребята за миллион плюс…

– А если их со мной?

– Тогда подумаете (смеется)…

– Вы инвестор и президент футбольного клуба “Металлист 1925”.

– Так.

– Вы всегда любили футбол или это элемент престижа?

– Футбол я любил с детства, безусловно. В детстве играли… Я не сказал бы, что я был прямо фанатом футбола каким-то диким, но футбол всегда меня восторгал, всегда мне нравился. Что касается “Металлиста”, здесь больше не про престиж, а про обстоятельства, в которых это случилось. Я на тот момент уже имел взаимоотношения с “Барселоной”, мы являемся глобал-партнером “Барселоны”. Не только в футболе, а во всех видах спорта. То есть мы взаимодействуем с “Барселоной”, мы – эксчейндж-партнер “Барселоны”.

– Вы спонсор фактически “Барселоны”.

– И спонсор. Мы в спонсорском контракте выступаем единственным крипто-эксчейндж-партнером. Мы – единственная биржа, которая позиционирует “Барселону” в рынок. И у меня уже была практика коммуникации. Я понимал, как построена инфраструктура “Барселоны”, потому что мы взаимодействуем и с женской командой, и с мини-футбольной командой, и с баскетбольной командой.

– Круто.

– Плюс мы являемся генеральным спонсором футбольного клуба “Трабзонспор” в Турции.

– Генеральным спонсором?

– Да. Вы слышали про этот футбольный клуб?

– Конечно. В 1981 году они играли с киевским “Динамо”. 1:0, Блохин забил в Киеве. 1:1 в Трабзоне.

– И параллельно являемся глобальным партнером нашей национальной сборной. У меня такой багаж, значит, из вот этих партнерств. И за пять дней до начала сезона, в сентябре, ко мне обращаются ребята… А мы когда коммуницировали до этого, мы хотели сделать какую-то цифровизацию, но как-то у нас не пошло. Они говорят: “Вот такая ситуация. “Металлисту” хана. К сожалению, русские разбомбили инфраструктуру генерального спонсора. И если сейчас “Металлист” не поддержать, то харьковский футбол на этом закончится”. Другой “Металлист” находился во второй лиге, если я не ошибаюсь… И если не поддержать, то в принципе, в Харькове не будет как такого футбола в принципе. Даже на уровне первой лиги. И я понимал, что это больше не статусность, потому что уровень позиционирования “Металлиста 1925”, в который я пришел, достаточно слабый. Для него больше статусность от того, что я пришел, чем мне от него. Плюс ко всему, это махина. Это три сотни человек, это детская академия, это женская команда, это регби, это футбольная вторая, футбольная первая мужская. Экономики в этом сейчас точно нет, но при этом у меня на другой чаше весов есть понимание, что в мире экономика есть.

– Футбольная экономика.

– Футбольная экономика, конечно. Есть возможность превратить это в бизнес, который будет генерировать доход. Это огромный челлендж, потому что в украинских реалиях футбол – это, как правило, игрушка…

– Нет, в украинских реалиях “Шахтер” – прибыльный клуб.

– Сейчас – слава Богу, да. И это классно, безусловно. “Шахтер” – в этом случае пример. Но при этом не имеет какой-то устойчивой… Не знаю, как объяснить… Не имеет модели, как лидирующие европейские клубы и команды… Это и подходы, и маркетинг. “Барселона” подписывает контракты не потому, что выигрывает все на свете, а потому, что умеет себя продавать. “Барселона” имеет наибольшую аудиторию в социальных сетях в мире. Больше, чем “Реал Мадрид”. И когда их подписывает… Например, когда Spotify дал им самый большой рекламный контракт за всю историю испанских футбольных клубов – и не только испанских, – “Барселона” пять лет проигрывала все. Это маркетинг, это работа над построением бренда, имиджа, над построением персональных брендов игроков.

– Это работа.

– Это работа. Я, конечно же, болею за “Барселону”, но мне как партнеру было важно не то, как они забивают, а то, как мы построим вин-вин стратегию, чтобы монетизировать контракты и превратить их в живую аудиторию в наших продуктах.

– У вас есть амбиция вывести “Металлист 1925” в гранды мирового футбола?

– Обязательно. Я бы и не заходил в эту историю, если бы в моей больной голове не было такой фантазии.

– Но вы себе, конечно, на ближайшие годы набрали проблем и неприятностей.

– Я в “Металлисте” не единый инвестор. У нас есть небольшая группа из трех энтузиастов. Если бы я был сам, то мне было бы сильно сложнее. За спортивную часть со стороны инвесторов выступает мой друг и по совместительству партнер в этой истории Богдан. Вот он как раз – больной фанат футбола. И в этой мотивационной ауре движемся к результатам. Вы смотрели сериал “Тед Лассо”?

– Нет.

– Очень рекомендую. Мы с женой три сезона за несколько недель посмотрели. Супердобрый фильм, супердобрая история. И она очень похожа на то, что мы делаем в “Металлисте”. Прям иногда кажется, что кто-то ходит с камерой и снимает.

– Что в вашей жизни изменила война?

– Наверное, фундаментально показала мне, что ничего невозможного не бывает. Раньше я эту фразу оценивал только с точки зрения позитивных вещей. Я категорически не мог поверить и никогда бы не поверил, что именно такая война возможна. Первое, что поменяла война, – она показала, что… У нас в рыночном жаргоне, когда активы падают, все трейдеры пытаются купить так называемое дно. И у нас присутствует такая шутка: актив упал на дно, но снизу постучались. И он продолжает падение вторым каскадом. После 2014 года я думал, что это уже дно… Ворваться в независимую страну, давая гарантии безопасности при разоружении этой страны, называя нас всеми добрыми словами… Но я хочу сказать, что меня еще в юные годы коробили анекдоты, которые приходили зачастую из России, в которых был хохол, москаль и немец, условно. В этом “хохол и москаль” крылся код, который впоследствии мы увидели на столе. И это вроде бы было смешно, но на самом деле ни хрена не смешно. Вот в этом “хохол и москаль” было очень много смысла. Но мало кто его понимал. В конечном итоге этот “хохол и москаль” превратились в то, что белогородцы будут улюлюкать от того, что Харьков, в котором они проводили все свои выходные, бомбят.

– 24 февраля 2022 года – ваши ощущения?

– Пустота полнейшая. Я такой пустоты не ощущал никогда. И конечно же, огромный стресс. Я никогда не видел войны, никогда не слышал войны. Я сейчас, после того, какой путь уже прошла Украина, я постоянно коммуницирую с военными, я постоянно участвую …

– Вы же много помогаете армии.

– Много или мало – сложно сказать. Но я очень стараюсь. У меня есть какие-то вещи, которые я публикую, есть вещи, о которых я не говорю, но я стараюсь. И очень часто коммуницирую с ребятами, вижу, что происходит. Недавно смотрел фильм про события в Сирии. Про двух молодых спортсменок, пловчих. Не помню, как называется. И он рассказывает историю сирийцев. Которые на днях успешно отправили подсрачником путинского петуха Башара Асада. Я смотрю и понимаю, насколько же было всем по барабану, что происходит с сирийцами… Я вспоминаю себя и думаю: сейчас Украина взывает к тому, чтобы нам помогали. И это правильно. Нам помогают международные партнеры. Но как я был далек от понимания того, что не так далеко есть люди, есть такие страдания невероятные! Я просто это смотрел как новостную сводку: там война, там война, там война…

– Ну, это же где-то.

– Да, где-то что-то происходит… Полномасштабное вторжение… После того, как Россия вторглась в 2014 году, я помогал, безусловно. Мы поддерживали ребят, которые перемещаются из регионов. Много разных было кейсов. Но это была помощь людям, которые пострадали, без понимания того, какой там ужас. Рассказать про войну невозможно… Эта война полномасштабная показала, что из себя представляет мир. Насколько он, конечно, беспардонный и грязный …

– И несправедливый.

– И несправедливый. Первая грандиозная несправедливость, которую я увидел, это когда трехмесячный ребенок болеет онкологией. Я верующий человек, и для меня, например, категорически непонятно, за что мучается трехмесячное дитя. Это – первая несправедливость, которая въелась мне в сердце. А война – это уже вторая несправедливость глобального характера, которая открыла мне глаза на многие вещи.

– Когда и как закончится война?

– Я думаю, что война закончится перемирием, думаю, в ближайшее время. На каких условиях будет перемирие? Сложно прогнозировать.

– Какой вы видите послевоенную Украину?

– Будет очень тяжело, потому что у нас сейчас на линии фронта и в ближайшем приближении к фронту миллион военных. Условно возьмем, США отправляют своих военных на операции, например во Вьетнам… Реабилитация этих людей до сегодняшнего дня происходит. И адаптация. В США, где на это выделяются огромные деньги. Нашу страну, к сожалению, за много лет потрепало очень сильно, и даже при условии, что у нас будет мировая поддержка (а я уверен, что она будет), перед нами станет сложный период реабилитации. Это будет сложное время для всей страны. Потому что пока Киев бухает и думает, что все хорошо… А когда туда приедет 500 тысяч военных, которые два с половиной года в окопах просидели…

– Киев перестанет бухать.

– Киев перестанет все. Я гарантирую. Это как Вторая мировая война. В следующие пять-семь лет будет тяжело. Период нормализации, стабилизации. После этого, думаю, будет расцвет. Но работать надо и в этот период сложный. Потому что очень много инфраструктуры разрушено, жилых домов разрушено.

– В Харькове – вообще кошмар.

– Самое страшное – очень большое количество людей выехало из страны, большинство из которых уже никогда не вернется.

– Большинство, вы считаете?

– Сто процентов. Выехала мама с ребенком. У нее ребенок три года учится в Германии, например. Она получает пособие, она уже выучила немецкий язык, она ищет работу, подбирает няню, дальше – инфраструктура, обоснование. И как ее обратно затянуть в Полтаву? Я не представляю.

– Сколько лет вы с женой уже вместе?

– С 2007 года.

– Как вы познакомились?

– Мы познакомились в ночном клубе. Мы были танцорами… Я когда-то занимался брейком. Она занималась народными и современными танцами. Ну и все закрутилось… А еще была смешная ситуация. У меня были штаны: на всю штанину было написано “плейбой”. Я сидел и говорил: “Послушай, это все напускное. На самом-то деле я романтик, я стихи пишу”. Но выглядело это, конечно, нелепо.

– Вы пишете стихи до сих пор?

– До сих пор – нет. Но вообще да, пишу. Много.

– Вы помните хоть одно из своих стихотворений?

– Конечно.

Я придерживаюсь точки зрения, что я обязан дать детям образование, дать им базу – может быть, обеспечить трамплин и старт. Если при этих вводных они не в состоянии двинуться дальше, то какие бы деньги я им ни оставил, не приведут ни к чему хорошему

– Прочитайте, пожалуйста.

– У меня есть козырное, которое на свадьбах и похоронах рассказываю.

– Прошу вас.

– Подлиннее или покороче?

– Подлиннее.

– Подлиннее. “Одна, другая, третья стекает капля по щеке. И я сижу в безмолвной тишине. Не знаю, капля утренней росы или слеза по сердцу лезвием скользит. Уже не знаю ничего. Я вроде видел все, потом открыл глаза – и понял: все, что видел, – не мое. Вокруг трава, деревья. Это все. А где друзья, любовь? Вранье. Остался сам. И обступили мысли, словно волки. Ну ж вы, стая? Я готов, уже не вижу в жизни толку. Прошел два шага – и упал, ударившись о крест или споткнувшись об исчадье ада. Уже не знаю я. Скорее всего, моей судьбе так надо. Одна, другая, третья – стекают капли по щеке. Чем больше сердце режет, тем больше оно любит. И так – пока любовь его не сгубит”.

– Жена застала ваш период, когда вы только становились на ноги?

– Так точно.

– И сейчас вы…

– На первое собеседование ходили, мне брюки в секонд-хенде покупали. Потому что у меня брюк не было. Узкие. Они так передавливали мочевой пузырь! Я не знал, как доехать домой с собеседования.

– Столько лет вместе уже, и она видела вас разным. И в начале пути, и сейчас: когда вы в расцвете. А вы часто вспоминаете то время, когда вы только начинали подъем?

– Мы не общаемся про подъем вообще. У нас и подъем, и падение, взлеты и так далее, испытания – как-то мы их не обсуждаем особо. Мы просто вместе – и все.

– Вам по-прежнему интересно друг с другом?

– Обалденно интересно.

– Две дочери у вас.

– Да.

– Одна увлекается теннисом.

– Она профессионально занимается теннисом, да.

– Участвует в соревнованиях…

– Да. Выиграла в этом году национальный чемпионат в Испании.

– Ничего себе…

– Да.

– А вторая?

– Потом, правда, все проиграла, но ничего страшного. Я ей всегда говорю: мы не гонимся за турнирами – мы больше работаем над тем, чтобы она стала спортсменкой. А потом уже, конечно, будут турниры.

– Вторая дочь чем занимается?

– Вторая дочь – это оторви и выбрось. Моя копия.

– Будет богатой.

– Да. Сейчас ей нравится рисование. И она очень классно рисует, она очень способная девочка. В кого она, правда, рисует хорошо, непонятно, потому что у нас художников… Хотя моя мама хорошо рисовала в молодости.

– Несколько миллиардеров говорили мне на полном серьезе, что после смерти своим детям ничего не оставят.

– Я и при жизни им ничего не оставлю (смеется)… Я придерживаюсь точки зрения, что я обязан дать детям образование, дать им базу – может быть, обеспечить трамплин и старт. Если при этих вводных они не в состоянии двинуться дальше, то какие бы деньги я им ни оставил, не приведут ни к чему хорошему.

– То есть вы им деньги оставлять не будете?

– А зачем они им нужны?

– Я одному миллиардеру сказал: “Вдруг они придут и могилу твою обоссут?” Он сказал: “Ну я же этого уже не увижу”.

– Та пох. Я представляю себе… Это же девочки. Ладно пацан, стоя так, с гордостью… А сесть на отца могилу… Это, конечно, так себе.

– Что главное в жизни?

– Главное? Это всеобъемлюще, мне кажется. Свобода.

– У вас есть мечта?

– Нет.

– Все мечты реализованы? Или их не было?

– Я называл их мечтами, а по факту надо было их называть целями.

– Что такое счастье?

– Счастье – это иметь возможность быть свободным тогда, когда тебе хочется.

– Вы счастливый человек?

– Нет… Я не могу быть свободным тогда, когда мне хочется.

– Но вы на пути к своему счастью?

– Я надеюсь.

– Надежды юношей питают.

– “Надежда – наш компас…”

– У вас очень приятный голос.

– Я, кстати, если мы уже чуть-чуть…

– Мы – уже да.

– Так вот смотрите.

– Да.

– Я хотел с этого начать, но вы так резво стартонули, что я, знаете ли, опешил несколько.

– Я и сам опешил.

– Я как пользователь современных технологий немножечко решил подготовиться, изучить, много разных вещей посмотрел, как вы ведете интервью… Я раньше их просто смотрел, а сейчас я посмотрел эти интервью с точки зрения того, что я скоро буду сидеть напротив. Но это одно дело. А другое дело – я посмотрел, с кем уже были интервью. И значит, я использовал искусственный интеллект – и задал ему вопрос: “Напиши мне, пожалуйста, топ-100 гостей, с которыми Дмитрий Ильич вел интервью “. И значит, он мне выдал список топ-100. А у меня не укладывалось в голове, как в столь юном возрасте вы успели столько всего наснимать, книг написать.

– Это не я – это искусственный интеллект.

– И тут я нашел разгадку. Значит, начало очень понятное.

– Сейчас я буду разоблачен.

– Да… Это надо вынести в анонс. Есть официальные данные о вашем возрасте. Но есть и искусственный интеллект, который несколько больше осведомлен. Значит, тут и Зеленский, Горбачев, Ющенко, Кучма, Кравчук, Джонсон, Саакашвили, Тимошенко… Я это все читаю, думаю: “Ой, класс, класс, класс”. Санду, Медведев, Разумков, Ротару, Пугачева, Кобзон, Макаревич, Жванецкий, Лепс, Потап. Ученые и общественные деятели… Значит, Виктор Суворов, Юрий Шевчук, Евгений Комаровский, Зигмунд Фрейд.

– (Смеется)…

– Тут играет зловещая музыка.

– Никто, кроме вас, этого не знает.

– Я пошел дальше. Познер, Ургант, Дудь, Масляков, Нагиев, Якубович. Но это для тех, кто не пойдет по списку дальше 50.

– Иисус, Будда.

– Владимир Носов пошел дальше. Марина Цветаева… Я такой думаю: “Ага, так…” Дальше: Ахметов, Коломойский, Тарута, Пинчук, Фирташ, Шустер, Глеб Пьяных, Куликов, спортсмены… И тут начинается самое интересное. Вот для тех, кто досмотрел до конца. Значит, Иосиф Сталин, Адольф Гитлер, Никита Хрущев, Брежнев Леонид, Уинстон Черчилль, Франклин Рузвельт и наконец-таки Наполеон Бонапарт! (Смеется).

– Дорогие друзья, после этого тайн у меня от вас больше нет.

– Сорри, конечно.

– Раз вы мне сюрприз, я вам сейчас тоже сюрприз.

– Да блин!

– Приготовил, да. Наши зрители обратили внимание, какой у вас замечательный тембр голоса. И понятно, что с таким тембром голоса вы не только пишете стихи, но вы еще и поете.

– (Смеется). Такого еще в эфире не было.

– Да. У вас есть любимая песня?

– У меня есть несколько любимых песен. Это песни группы Queen. Есть ряд песен любимых “Океана Эльзы”. И, наверное, самая любимая – это Магомаев, “Синяя вечность”.

– “Море вернулось”.

– (поет): “Преданным скалам ты ненадолго подаришь прибой. Море, возьми меня в дальние дали парусом алым вместе с собой. С собой. С собой возьми. С собой”.

– Потрясающе. Я предлагаю вам…

– И это у меня еще нос заложен после командировки.

– Я предлагаю вам начать песенную карьеру. Учитывая, что у меня за плечами годы в шоу-бизнесе…

– Я даже начинал ее, вы не поверите. Я выступал на Дне молодежи в Харькове. 120 тысяч человек – я пел именно эту песню.

– Значит, я предлагаю начать совместное дело. Я беру на себя вашу раскрутку.

– Опа!

– Вам остается только петь.

– Ну, в принципе, не так много – некуда разгуляться.

– Вы будете по-настоящему счастливым человеком. Потому что кто может петь так, тот счастлив.

– А песни кто будет писать?

– Мы найдем. Мы найдем и щедро их оплатим.

– Ну, вот так, первое приближение.

– Я даже пока второго не знаю, но мы найдем. Мы найдем этих людей. За небольшие деньги.

– Принимается.

– На этой прекрасной ноте – спасибо вам большое.

– И вам спасибо.

– Мне было очень интересно.

– Спасибо большое.